Королева Хильдегарда (продолжение)

- СЛЕДУЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ
Александра Настечик
Писатель, поэтесса, драматург, переводчик.
( Родилась 28 марта 2007)
Публикации автора Александра Настечик

Лаура Элизабет Ричардс

Королева Хильдегарда
Перевод - Александра Настечик

Начало Королева Хильдегарда

Глава IV. Новая Хильда

Смеясь, утро вошло в комнату Хильды и разбудило её такой сильной вспышкой солнечного света и таким звонким птичьим щебетом, что она - хотела Хильда того или нет - улыбнулась и вскочила с постели. Действительно, она чувствовала себя счастливее, чем ей казалось возможным. Вместе с ночью ушли и гнев, и отчаяние, и муки раскаяния. Было утро - начало нового дня и новой жизни. 
— Вот новая Хильдегарда! - крикнула она, опустив лицо в чистую, искрящуюся воду. - Голубые драконы, вы меня видите? Глупые создания, пожмите друг другу лапы, не скальтесь и не глазейте друг на друга! К вам пришла новая девочка! Прежняя была противная - слышите, драконы?
Драконы, конечно же, слышали, но из вежливости ничего не сказали; а что до оскаленных зубов, то они скалились и глазели друг на друга уже пятьдесят лет и не думали что-то менять.
Позолоченные херувимы на раме зеркальца выглядели более приветливыми и весело улыбались Хильде в то время, когда она расчесывала волосы и заплетала их в косы, а потом надевала симпатичное голубое платье из гринсбона. 
— Мы сами не одеты, - словно говорили херувимы, - но мы можем оценить хорошие наряды, когда их видим.
В самом деле - платье сидело идеально.
— И все-таки, - говорила новая Хильда, вертясь у зеркала, - зачем нужна двойная юбка?
После этого удивительного высказывания эта юная особа сделала нечто совершенно необычайное. После минутного колебания она взяла один из белых передников, которые всего двенадцать часов назад презрительно засунула в нижний ящик комода, завязала его вокруг тонкой талии, а затем, удовлетворенно кивнув своему отражению, легко спустилась по лестнице в кухню. На дальнем конце комнаты дама Хартли мыла посуду в аккуратной маленькой кедровой посудине аккуратной маленькой щеткой; она едва не выронила из рук бело-голубое блюдо, когда услышала веселые слова Хильды:
— Доброе утро, няня Люси! 
Обернувшись, няня увидела улыбающуюся, словно утро, девочку.
— Дорогая ж ты моя, - сказала она, - я-то думала, что ты еще спишь. Я собиралась тебя разбудить, когда посуду вымою. Ну, как тебе спалось в первую ночь в Долине Хартли?
— Да, я и в самом деле спала крепко, - беспечно ответила Хильда. А затем она подошла поближе к даме Хартли и изменившимся тоном добавила (при этом её лицо стало еще белее, чем было):
— Няня Люси, я вчера вела себя плохо, и я хочу сказать, что мне стыдно. Я не такая, как мама, но хочу хоть немного стать, как она… если я смогу. А ты должна мне помочь в этом. Пожалуйста!
Её голос дрогнул, и добрая няня Люси отложила щетку и обняла стройную фигурку своими заботливыми руками - но Хильда и не подумала отстраняться от объятий.
— Ягненочек мой! - сказала она. - Дорогая дочка мисс Милдред! Ты сейчас все больше похожа на свою благословенную маму - больше, чем я когда-либо думала! Помочь тебе? Помогу, от всего сердца! Хотя сомневаюсь, что тебе нужна помощь - раз ты так быстро пришла в себя. Ну, ну!
«Пришла в себя!» Добрая женщина уже использовала эту фразу вчера вечером, и эти слова еще больше поразили Хильду. Да, она пришла в себя - и стала новой, непохожей на себя прежнюю. Как же все было странно! Как же ей быть, как показать всем новую Хильду, испытать свою силу? Нужно было срочно что-то предпринять; время сидения сложа руки и безмятежного покоя прошло.
— Могу я… помочь тебе накрыть на стол для завтрака? - сказала она вслух, немного робко.
— Для завтрака? Помилуй, солнышко мое - да мы уж два часа как позавтракали. Но ты можешь и для себя тарелку поставить и салфеткой стол накрыть, а я тебе яичек свежих принесу да бутерброд с беконом. Любишь бекон?
Несколько разочарованная провалом своей первой попытки принести пользу, Хильда покрыла сияющий стол белоснежной салфеткой, а затем взяла с полки серванта, полного посуды, хорошенькую сине-белую тарелку.
— А теперь открой этот шкаф, ягненочек ты мой, - сказала хозяйка, - и там ты все найдешь - и хлеб, и соты медовые, и малину. Я тебе из маслодельни масла да парного молока принесу - там все уже охладилось.
— Малина! - воскликнула Хильда. - Как замечательно! На них еще роса, няня Люси… А вокруг них холодные зеленые листья… Какие же эти ягоды красивые!
— Да! - ответила добрая женщина. - Джекоб их только десять минут назад принес. Он думал, что свежие, только что с куста, ягоды тебе понравятся.
Щеки Хильды стали по цвету подобны малине, когда она склонилась над ними, чтобы вдохнуть аромат ягод. Фермер сам нарвал ей малину - и наверняка ради этого бросил работу; а она-то все звала его отвратительным старым дикарем, нечесанным чудовищем… О Боже! Конечно, прежняя Хильда была неприятной девочкой. Но тут были яйца, каждое из которых румянилось под белой вуалью-скорлупой, было молоко, а еще был твердый кусок масла, завернутый в зеленый лист - из-за своей красоты этот кусок масла скорее мог бы называться золотым самородком, но он был слишком хорош, чтобы зваться еще как-то иначе. Новая Хильда могла есть свой завтрак с благодарностью в сердце - так она и сделала. Белая роза кивала ей из западного окна более приветливо, чем вчера. Она даже принесла новый бутончик, чтобы тот хотя бы мельком взглянул на девочку, которая теперь улыбалась, а не хмурилась, оглядывая комнату. Зашелестели, затряслись виноградные лозы, и из-за листьев выглянула пара ярких черных глаз.
— Фьють! - сказала малиновка, чуть взъерошив свой алый жилет. - Когда закончишь есть, приходи в сад. Я тебе дам его осмотреть. И там есть вишни!
И малиновка улетела. А Хильда хлопала в ладоши и смеялась - ведь она все поняла.
— А можно я пойду в сад? - спросила она, доев завтрак и в первый раз научившись мыть посуду вопреки протесту дамы Хартли. - А есть еще что-нибудь, что я могу здесь сделать? Я хочу поработать - я больше не хочу лениться.
— Что ж, милая, - ответила женщина, - надо нарвать в саду смородины, если тебе такая работа по нраву придется. Завтра я из смородины желе сделаю; и если ты согласна пойти за ягодами, то я приду и помогу тебе, когда хлеб из печи выну.
Радостная Хильда вбежала в свою комнату, чтобы забрать оттуда широкополую шляпку с маргаритками; а затем, взяв из рук дамы Хартли широкую неглубокую корзинку, пританцовывая, вышла из двери на лужайку, а с лужайки перешла в сад.
Ах! Каким радостным и милым был этот деревенский сад - одна мысль о нем доставляла покой и удовольствие. Прямо посередине сада располагалась усыпанная гравием дорожка, окаймленная ароматными цветами гвоздики, посаженной так густо, что видны были только массы бледно-розовых цветов, отдыхающих на тонких серебристых листьях. А за каймой! О, обилие цветов, вспышки багряного, лилового и золотого цветов, качающиеся колокольчики, стрелки устремленных к небу злаков, соцветия, которые кивали и перешептывались на утреннем ветерке!
Здесь, словно солдаты в шеренгах, стояли серебристые лилии, во главе которых стояли огненные лилии - тамбур-мажоры[23] цветочных садов. Здесь были розы всех сортов, краснеющие и бледнеющие, пунцовые и сияющие золотом. Здесь показывали изящные оборки своих нарядов гвоздики, пылала герань, томился гелиотроп, а анютины глазки, подняв свои милые личики, сурово оглядывали сад, словно укоряя остальные цветы за легкомыслие; а робкая Резеда, считающая, что она хорошо прячется за зелеными листьями, все же выдавала свое присутствие изысканным ароматом, который рады бы были позаимствовать её яркие сестрицы.
Над всем этим, резвясь и играя, носились солнечные лучи; и сквозь все это шла Хильдегарда, ее сердце наполнялось новым восторгом, и ей казалось, что раньше она будто и не жила. Девочка разговаривала с цветами. Она наклонилась и поцеловала дамасскую розу, которая была так прекрасна, что её не хотелось срывать. Она прижалась щекой к атласно-серебристым лепесткам лилии и вздрогнула, когда сердитая пчела вылетела и зажужжала у нее над носом. Но где же смородиновые кусты? А вот и они - ряд приземистых зеленых кустов, образующих живую изгородь в глубине сада.
Хильда принялась за работу, наполняя корзину изящными, румяными гроздьями. 
— Какие же они красивые! - думала она, подняв пучок гроздьев так, что в ягодах отразилось солнце. - А эти бледно-розовые, чуть золотистые, в которых видны все тонкие прожилки. Я должна съесть вот эту толстую гроздь. Это прямо виноград фей! Эльф-дворецкий приходит сюда каждый вечер, срывает гроздь и подносит её королеве на блюде из листа лилии - а королева в это время сидит под кустом дамасской розы и ест медовые пирожки, запивая их росой.
Но тут Хильду, чьи пальцы и фантазия были так заняты работой, напугал голос, который, казалось, исходил из-за близлежащих кустов смородины. Девушка встала как вкопанная и прислушалась.
— А, гэ - аг… - говорил этот голос. - Гэ, эл, о, эм- глом, аглом. Е, эр - ер, агломер. А, тэ - ат, агломерат. 
После паузы голос снова начал читать:
— А, гэ - аг; гэ, эл, о, эм - глом…
Любопытство Хильды возросло; отложив корзину, она осторожно раздвинула кусты и заглянула. Девочка не знала, что же она там увидит. А увидела она мальчика лет десяти, одетого в фланелевую рубашку и рваные брюки, усердно вырывавшего сорняки из морковной грядки; ведь за смородиновыми кустами располагался огород. 
По одну сторону от мальчика высилась большая куча сорняков, а по другую - потрепанная книга, в которую он, не прерывая работу, то и дело заглядывал.
— П, р, е, д - пред, - приговаривал он. - В, к, у - вку, предвку. Ш, е - ше, предвкуше. Н, и - ни, предвкушени. Е - е, предвкушение. «Ожидание». Хорошее словцо… Почему не говорить «ожидание», а не об это слово зубы ломать? ПредвкУшение… Ей-Богу, чудно! Думаю, тому, кто это словечко придумал, понравилось его есть. Вот только запор у него потом был.
Здесь Хильда уже не могла сдерживаться и весело расхохоталась; и когда мальчик встал и, раскрыв рот, уставился на нее, она раздвинула кусты и подошла к мальчику.
— Прости, что я рассмеялась, - сказала она без злобы. - Ты это так забавно сказал! Я и не удержалась. Но слово ты неправильно выговорил. Правильно не предвкУшение, а предвкушение.


Она раздвинула кусты и заглянула…

Мальчик выглядел наполовину озадаченным, а наполовину благодарным. 
— Предвкушение! - медленно повторил он. - Спасибо, мисс! Слово-то какое неразумное, сдается мне.
И он вновь нагнулся над грядкой.
Но Хильда не вернулась к собиранию смородины. Её заинтересовал этот белобрысый, веснушчатый мальчик, борющийся с длинными словами во время работы.
— А почему ты здесь учишься? - спросила она, присев на удобный пень и освежившись пучком белой смородины. - Не мог бы ты лучше учиться дома?
— Не знаю я! - буркнул мальчик. - Нет у меня времени дома сидеть!
— Ты можешь вечером учить, - предложила Хильда.
— Вечерами я не могу не спать, - просто ответил мальчик. - С четырех утра я коров пасу, а к ночи совсем сонный прихожу. И здесь, когда я грядки полю, мне легче учиться. За одно слово у меня - десять сорняков.
— Десять сорняков за слово? - повторила Хильда. - Не понимаю…
- А что, - сказал мальчик, глядя на нее широко открытыми голубыми глазами, - я беру хорошее, жесткое слово (люблю такие жесткие слова, вроде пред… «предвкушения») и говорю его снова и снова, пока не вырву десять сорняков - большие, вроде портулака. Звездчатка не считается. Ко времени, когда сорняки уже вырваны, я уже знаю слово. Я уже пятнадцать выучил! - и он гордо взглянул на свой потрепанный учебник правописания, одновременно вырывая огромный корень портулака, растопырившего свои уродливые, разросшиеся во всю длину мясистые руки.
Хильда какое-то время наблюдала за ним, а в её голове рождалось множество мыслей. Сколько еще деревенских мальчиков вот так обучались? Сколько умных девочек из школы мадемуазель Хоутон так же стремилось к знаниям и гордилось ими? И было ли такое стремление к учебе у нее? Она всегда знала свои уроки, потому что учиться ей было легко, потому что её слух и зрение были внимательными, а память у нее была отличной. Хильда, по словам мадемуазель, не могла удержаться от учебы. Но здесь… здесь было не так.
- Как тебя зовут? - спросила она с внезапно возникшим интересом.
— Бабл Чирк, - ответил веснушчатый мальчик. Одним глазом он смотрел в книгу, а другим измерял высокий росток лисохвоста, к которому он протянул руку.
— Как? - в изумлении вскричала Хильда.
— Бабл Чирк! - повторил мальчик. - Странное имя, не так ли? Так-то я Зерубабель Чирк, но тут мало кто это может выговорить. Язык сломаешь. Поэтому люди зовут меня Бабл.
Контраст между серьезным, хотя довольно жалким лицом мальчика и его нелепым изменчивым именем был слишком велик для серьезности Хильды. Но, сдержав подступивший к губам смех, она спросила,
— Ты вообще не ходишь в школу, Бабл? Жалко, если не ходишь - ты ведь так любишь учиться.
— Зимой немного учусь, - ответил Бабл. - Летом школы нет, сама знаешь. И мальчики должны работать. У мамы моей только я да Пинк остались после того, как отец мой умер.
— А кто это - Пинк? - нежно спросила Хильда.
— Моя сестра, - ответил Бабл. - Но это еще не её настоящее имя. Мама ее назвала Пинкрозией - ведь она у нас так розы любит… Ну, мама. Но мы все зовём ее просто Пинк.
— Пинк Чирк! - мысленно повторила Хильда. - Что за имя? Какой же может быть девочка по имени Пинк Чирк?
Но теперь Бабл думал, что настал его черед задавать вопросы. Вопросительным тоном он сказал:
— Видно, ты и есть та девчонка, что у мистера Хартли поселилась?
На миг лоб Хильды потемнел, когда она услышала, как с уст этого оборванца с невинной откровенностью сорвалось слово «девчонка». Но тут она вспомнила, что лишь прежнюю Хильду волновали такие пустяки. И девочка довольно приятным тоном ответила:
— Да, я временно живу у мистера Хартли. Приехала я вчера, но какое-то время проведу у него.
— А тебя как зовут? - осведомился Бабл Чирк.
— Хильдегардис Грэм! - Хильда произнесла это имя нежно - не так, как она вчера вечером представилась фермеру Хартли; но это имя напугало Бабла Чирка.
— Хильди… - начал он, но потом сдался и просто сказал: - Ей-Богу! Ты что, везде с таким именем носишься?
Хильда засмеялась.
— О нет! - сказала она. - Обычно меня зовут Хильда.
— А ты можешь это имя целиком написать? - тревожно спросил мальчик.
— Да, конечно! - в ранее нетерпеливом взгляде Бабла появилась смесь трепета и восхищения.
— Должно быть, ты знаешь много всего, - сказал он несколько тоскливым тоном. - Вот бы мне столько знать!
Минуту Хильда смотрела на него и молчала. Прежняя Хильда шептала ей:
— Смотри, что ты творишь! Это обыкновенный, грубый, грязный мальчишка. Он пахнет хлевом; его волосы полны сена; а о руках его и говорить нечего. Что у тебя общего с этим существом? У него не хватает ума понять, что он тебе не ровня.
— Мне все равно! - сказала новая Хильда. - Я знаю, что бы сделала мама, будь она здесь. Я тоже так сделаю - или, по крайней мере, попытаюсь сделать. Придержи язык, противная гордячка!
— Бабл, - сказала она вслух, - ты согласен, чтобы я тебя чуть-чуть поучила, пока я здесь? Я думаю, что я бы могла тебе помочь с уроками.
Мальчик посмотрел на нее; его голубые глаза внезапно вспыхнули, а лицо зарумянилось от удовольствия.
— Согласен ли я? - нетерпеливо воскликнул он, но в следующий момент сияние с его лица исчезло, и он неловко посмотрел на свою истрепанную книгу и еще более истрепанную одежду. - Сама видишь - нет у меня времени так учиться, - в смущении пробормотал он.
— Чепуха! - решительно сказала Хильда. - Возможно, у тебя есть свободное время. Я у фермера Хартли спрошу. И не смотри на свою одежду, глупенький, - продолжила она голосом, более свойственным королеве Хильдегарде, но с непривычной для этой властительницы доброй интонацией. - Я не одежду твою учу. Ты - это не твоя одежда! - крикнуло Её Величество, удивляясь себе и краснея от своей победы над прежней, «противной» Хильдой. Лицо мальчика снова засияло.
— Так и есть, - радостно сказал он. - Так и Пинк говорит. Но я не думаю, что ты бы так подумала, - добавил он, стыдливо глядя на тонкое, породистое лицо с горящими глазами и величавым выражением.
— А я так думаю! - сказала Хильда. - Что ж, все улажено. Завтра проведу тебе первый урок. Что бы ты хотел…
— Хильда! Хильда! Ты где, милая? - раздался голос дамы Хартли из-за смородиновых кустов. Схватив картину и спешно попрощавшись со своим новым знакомым и будущим учеником, Хильдегарда стрелой побежала сквозь кусты.
Зерубабель Чирк какое-то время глядел ей вслед. От удивления и восхищения его глаза горели, а рот был открыт.
— Что ж! - сказал он наконец после молчаливого размышления. - Вот ей-Богу! 
И Бабл снова приступил к выдергиванию сорняков с таким усердием, как будто его жизнь зависела от прополки грядок.

[23]Тамбур-мажор - главный полковой барабанщик во французской, австрийской, русской и шведской армиях.

Глава V. Голубое блюдо
Глава VI. Долина Хартли
Глава VII. Пинк Чирк

Глава V. Голубое блюдо

Шумят деревья там и тут,
И по тропе лесной…
Так пела Хильдегарда, сидя у западного окна и собирая смородину в миску. Она думала о Баббле Чирке, составляя план его обучения, и гадала - какова же его сестра Пинк? По какой-то неведомой причине он напоминал ей о мальчике, который пас свиней красавицы Элис в её любимой балладе - «Три лесных стрелка». И слова баллады, хотя Хильда и не осознавала этого, подступали к её губам, пока она наклонялась над большой желтой миской, расписанной алыми и бледно-золотистыми гроздьями винограда.
Шумят деревья там и тут,
И по тропе лесной
Три молодых стрелка идут,
У каждого - лук тугой.
Оленя среди древес и кустов
Искали они втроем,
Те трое йоменов[24], трое стрелков -
На севере был их дом.
А первый звался Адам Белл,
Второй был из Клу, звался Клим,
А третий был Вильям из Клаудсли
И был он стрелком удалым.
Их за убийство оленей закон
Преследовал много лет,
Скрываться в густом зеленом лесу
Те юноши дали обет.
И слушайте вы меня, все те,
Кто песни слушать рад!
Тут дверь открылась, и вошёл фермер Хартли, сняв с головы потрепанную соломенную шляпу и вытирая лоб красным платком. Хильда посмотрела на него с приятной улыбкой, собираясь поблагодарить его за малину, собранную им для её завтрака; но к её вящему удивлению, как только фермер взглянул на Хильду, он резко обернулся и сильно побледнел; а затем, пробормотав что-то под нос, внезапно повернулся и покинул комнату.
— В чем дело? - вскрикнула Хильда, спрыгнув со стула. - Что я натворила, няня Люси? Я чем-то разозлила фермера. Это его стул? Я думала…
— Нет, нет, милая! - утешающе сказала няня Люси. - Садись; садись! Ты ничего не сделала. Я очень рада этому, - сказала она, и в её приятном голосе прозвучали скорбные нотки. - Видя, что все в руках Божиих, Джейкоб должен прийти к тому, что это и вправду так; но большой помехой ему стало то, что люди часто отодвигают стулья и прочие похожие вещи, видя только тех, которые ушли из жизни, сидя в них. - И, заметив недоуменный взгляд Хильды, она добавила, нежно положив руку на мягкие волосы девочки: - Видишь, милая, в прошлом году была у нас дочка. Она была нашим единственным ребенком и твоей ровесницей - свет наших глаз, наша Фэйт. Она была хорошей девочкой, любящей, сердечной, и почти такой же хорошенькой, как ты, милая Хильда; но Отцу Небесному она была нужнее, и Он взял её к Себе. Это было невыносимым горем для Джекоба; да, невыносимым… Он не может даже сейчас понять, что это было правильно. И я могу рассказать, что он почувствовал, войдя сюда и увидев тебя в кресле Фэйт. Он все забыл на минуту и подумал, что ты - это она. У нее было голубое платье, которое он очень любил, и она сидела в этом кресле, пела… А солнце заглядывало в «её собственное окно», как она его называла; какая она была красавица, наша Фэйт…
— О! - воскликнула Хильда, схватившись обеими руками за ласковую смуглую руку. - Мне так, так стыдно, милая няня Люси! Я не знала! Я не буду больше здесь сидеть. Я думала…
Но ей было стыдно говорить то, что она подумала - что стул и стол были предназначены для того, чтобы склонить ее к сидению «на кухне»! Она сама слышала, как вчера так говорила. Сколько времени прошло с прошлой ночи; и как она с тех пор выросла! Но еще… Но еще она чувствовала себя намного моложе.
Все эти мысли пронеслись в её голове за один миг. Но няня Люси стала ласкать девочку, приговаривая: 
— Нет, милая; нет, дитятко! Сиди здесь - мне хочется, чтобы здесь сидела ты. Мужу моему это поможет, когда он к этому привыкнет. Слушай! Я слышу его шаги! Сиди смирно! Сиди, где сидишь - мне приятно будет.


Она в раздражении наклонилась над смородиной…

Хильда подчинилась, хотя её сердце болезненно билось; и когда фермер Хартли вновь вошел в комнату, она в раздражении наклонилась над смородиной. Она даже не знала, чего она ждала или боялась; но как легко стало на душе девочки, когда фермер тихо, но весело сказал ей «Добрый день!», пересек комнату и уселся в свое большое кожаное кресло.
— Обед через пять минут будет готов, Джейкоб! - весело сказала добрая няня Люси. - Осталось только баранину приготовить да стол накрыть.
— О, дайте, я помогу Вам, - сказала Хильда, вскочив и поставив свою миску смородины на подоконник.
Хильда и Люси расстелили белую, как снег, скатерть, на которую вскоре были поставлены голубые тарелки, блестящие ножи и вилки. Все уселись за стол - пришла и маленькая служанка, усевшаяся у края стола; вскоре в дом явился высокий, неотесанного вида детина лет двадцати двух, с огромной копной песочных волос и маленькими, близко сдвинутыми глазенками, похожими на глаза хорька. Он оказался племянником дамы Хартли. Парень тоже уселся за стол и стал есть - причем он ел больше, чем остальные. При виде этого шумно чавкающего человека, который при поглощении пищи громко хрюкал, в Хильде пробудилась её «прежняя» часть. Она не могла это стерпеть; мама бы и не намеревалась вынести такого человека! Семья Хартли была, конечно, совсем другой. Хильда готова была признать, что она так ошибалась насчет этого семейства; но этот болван, этот безобразный мужлан, усевшийся за одним столом с леди - это уж слишком! Она бы спросила, не может ли она после этого обедать у себя в комнате, ведь, судя по всему, это «существо» появилось только за обедом.
Фермер Хартли с момента своего входа на кухню не говорил ни слова, но теперь, казалось, он чувствовал, что надо попытаться быть общительным, и он мрачно, но добродушно сказал:
— Вижу я, Хильди, что ты на старое блюдо загляделась. Прелюбопытная это штука - что правда, то правда. Можешь прочитать, что на нем написано?
Хильда не смотрела на блюдо, хотя её взгляд неосознанно сосредоточился на нем, и теперь она нагнулась, чтобы разглядеть блюдо. Оно было продолговатое, из старого голубовато-белого фарфора, в середине была причудливая картинка (теперь она была видна, ведь «существо» уже переложило последнюю картофелину в свою тарелку, проткнув её ножом). На картинке были изображены мужчина и женщина скорбного вида, одетые в криво сидящие фартуки из фиговых листьев. Мужчина рыл лопатой яму, а женщина пряла на прялке, неосторожно поставленной у края глубокой ямы, вырытой её мужем. По краю блюда шла надпись - внимательно изучив её, Хильда поняла, что это старинное двустишие:
Адам был пахарь, пряха - Ева…
Кто был король, кто - королева?[25]
Хильда поневоле расхохоталась.
— Ой… Это же чудесно! - воскликнула она. - Кто бы мог представить себе Еву за прялкой! Откуда здесь это блюдо, фермер Хартли? Я уверена, что у него есть своя история.
— Что-о ж, - улыбнулся фермер. - Не знаю, есть ли у него история, но всегда я знал, что в этом блюде есть что-то занятное. Отец мой большую часть жизни моряком был, и только к старости на ферму переехал - его старший брат, которому она до той поры принадлежала, тогда помер. Отец из путешествий много диковинок навёз; прятал он их в ящиках, и иногда, когда про них вспоминал, из тех ящиков доставал. Что-о ж… мы, его дети, росли (нас в семье четверо было - всё мальчики, да такие славные да красивые!), и братец мой, Саймон, младше меня, поступил в колледж учиться. Саймон был умненький, и больно ему хотелось джентльменом сделаться.«Джекоб пусть себе ферму да мельницу берет, если хочет, - сказал он тогда. - Том может моряком стать, а Вильям - пастором; они в этих занятиях будут хороши. Но я буду джентльменом!» - сказал Саймон. Он сказал это отцу, а тот в кресло лег и расхохотался: смешливый он был человек, отец мой. Затем он пошёл наверх и мы услышали, как он там в мансарде[26] в вещах роется. Никто из нас и пальцем не трогал его коробки - и, кроме отца, мы никого на белом свете не страшились. Тут и вышел отец - идет он, смеется, а в руках это блюдо несет. Поставил он блюдо перед Саймоном и сказал: «Уэлси (это мою матушку так звали), пусть Саймон каждый день с этого блюда ест. Иное блюдо ему не подойдет!» И засмеялся до колик. Тут Саймон стал мрачнее тучи, надел шляпу и вышел из дома. С той поры учился он в колледже, а как домой на каникулы приезжал, так за стол садился, нос задрав - будто мы, его родные, ему не ровня. Тогда отец перед ним старое голубое блюдо ставил и говорил: «Вот твое блюдо, Саймон! Когда ты, сынок, в последний раз землю копал?» А затем ложился в кресло и хохотал.
— А стал ли Саймон джентльменом? - спросила Хильда, выслушав историю очень внимательно и желая знать больше.
В тот же миг лицо фермера Хартли омрачилось и улыбка исчезла с его губ.
— Бедняга Саймон! - ответил он. - Он бы мог стать кем угодно, если бы ему повезло… и если бы он был жив.

- Саймон Хартли умер, милая Хильда, - нежно вмешалась дама Хартли. - Он умер несколько лет назад. Поешь смородинки, милая? - А затем она добавила, обращаясь уже к мужу. - Хильда мне много помогала, муженек. Уж не знаю, как бы я всю смородину собрала без нее.
— Неужто так? - воскликнул фермер, когда его зоркие серые глаза остановились на девочке. - Подумать только! Скоро она и нашу корову доить будет? Слышишь, Хильди?
Хильдегарда смело подняла глаза и слегка улыбнулась.
— Попробую, - весело сказала она, - если вы готовы рисковать молоком, фермер Хартли.
Старый фермер ответил на её улыбку такой светлой и доброй улыбкой, что лед в Хильде растаял, треснул и разбился. Старая Хильда сжалась до таких крошечных размеров, что от нее, казалось, ничего не осталось: а новая Хильда встала из-за стола, чувствуя, что у нее теперь появился новый друг.
В итоге, где-то через час после этого события, раша героиня вместе с фермером шла в сарай, весело болтая и покачивая корзину для яиц.
— Но как мне найти их, - спросила она, - если куры так тщательно их прячут?
— Ты сама услышишь, как они скребутся! - ответил фермер. - Очень они глупые, эти куры - даже глупее людей; а это о многом говорит.
Они пересекли большой, освещенный солнцем двор и замерли у двери сарая; Хильда в это время с наслаждением заглядывала внутрь. Широкий пол, подходящий для бального зала, окруженный высокими стенами из ароматного сена, доходящими до самых стропил; большие раскрытые двери в задней стене, сквозь которые виднелся кусочек голубого, ясного неба; выложенная досками чудесная извилистая дорожка, уходящая в густые заросли берез и лип; тонкие, как паутинка, золотые лучи солнца, косо падающие в маленькие окна, своим касанием превращая сено в золото; и висящие на центральной балке качели на железных цепях, на которых мог бы целиком разместиться великан - вот таким был сарай на ферме Хартли; Хильда подумала, что такого приятного места ей еще не доводилось видеть.
— Что ж, Хильди, посиди покуда здесь, - сказал фермер. - А уж до дома, сдается мне, ты сумеешь добраться.
— Да, конечно! - сказала Хильда. - Но давайте на миг остановимся, фермер Хартли. Я хочу знать… Можно мне поучить немного Баббла Чирка?
Фермер издал негромкий удивленный свист, но Хильда торопливо продолжила:
— Сегодня утром я видела, как он учился, пропалывая грядку - он учился так прилежно, при этом ни на миг не отвлекаясь от работы. Кажется, что он смышленый мальчик; но жалко, что он не может получить хорошее образование. Как вы думаете - можно ли давать ему учиться по часу в день?
Она остановилась, а фермер тем временем глянул на нее, а его глаза весело блеснули.
— Учить Баббла Чирка! - сказал он. - Что бы твои городские подруги бы подумали, мисс Хильди? Не спорю, Баббл мальчик смышленый - но все-таки он простой деревенский мальчишка.
— Уж не знаю, что бы подумали они, - сказала Хильдегарда, залившись краской, - и дела мне до этого нет! Я знаю, что на моем месте сделала бы мама; и ты это тоже знаешь, фермер Хартли! - добавила она с некоторым возмущением.
— Я считаю, что знаю! - сказал фермер Хартли. - И знаю, кто похож сейчас на свою матушку. Да! - сказал он серьезнее. - Ты будешь учить Баббла Чирка, девочка моя; и я думаю, что и ему, и тебе будет благословением. Ты все-таки - дитя своей матери. Хочешь, я тебя покачаю, пока не ушел? Или ты для качелей слишком взрослая?
— Я - не - знаю! - сказала Хильдегарда, задумчиво оглядев качели. - Не слишком ли я для них большая?
— Твоя матушка так не говорила, когда сама здесь три недели назад была! - сказал фермер. - Она просто здесь села и давай качаться - чтобы, как она говорила, тряхнуть стариной.
— А я тогда тряхну новизной! - крикнула Хильда, побежала к качелям и уселась на широкой качельной доске. - Ради этой новизны, этого нового времени, которое будет счастливым (а я это точно знаю!), хорошенько толкните качели три раза - пожалуйста, фермер Хартли! А дальше я сама о себе позабочусь.
Раз! Два! Три! Все выше и выше взлетает королева Хильдегарда, а тонкие, как паутинка, полные пылинок солнечные лучи венчают её белокурую голову, словно корона. А теперь она порывисто опускается вниз, сквозь сладко пахнущий сеном воздух; а теперь снова вверх, пугая усевшихся под карнизом ласточек, тревожа степенных, консервативных старых кур и приводя их в бешенство. Вверх, вниз! Широко, свободно качаются качели; но теперь они движутся медленнее, ведь фермер теперь ушел и вновь принялся за работу. Это было совершенно! Разве есть на свете что-то более радостное, чем качание на качелях в сарае? От чистой радости Хильда запела песенку, которую сочинила для нее мама, когда качала Хильду - тогда еще маленькую девочку - на качелях в саду возле их дома. А фермер Хартли, держащий руку на спине коричневой телки, замер с улыбкой и вздохом, едва заслышав милый, свежий голос девочки, доносящийся из старого сарая. Вот какую песню она пела:
Если б феей я была
(Вверх качай, вниз качай!),
Я б тебе кольцо дала
(Эй, качай!).
Был бы в нем алмаз большой:
Блеск его ночной порой
Нам дарил бы свет дневной
(Вверх качай, вниз качай!) -
Нам дарил бы свет дневной
(Эй, качай!).
На кудрей твоих концы
(Вверх качай, вниз качай!)
Я навешу бубенцы
(Эй, качай!).
По утрам их дивный звон -
«Дили-дили-дили-дон!» -
Прогонял у нас бы сон
(Вверх качай, вниз качай!),
Прогонял долой бы сон
(Эй, качай!).
Ты носила б каждый час
(Вверх качай, вниз качай!),
Только бархат и атлас
(Эй, качай!).
Ты гуляла бы в полях
В серебристых башмачках
На изящных каблучках
(Вверх качай, вниз качай!) -
На красивых каблучках
(Эй, качай!).
Только я не фея, нет
(Вверх качай, вниз качай),
Не царица я, мой свет
(Эй, качай!).
Так что все, что может мать -
Это лишь тебя обнять
И царицей фей назвать
(Вверх качай, вниз качай),
Королевой фей назвать
(Эй, качай!)

[24]Йомен - в средневековой Англии свободный мелкий землевладелец, самостоятельно обрабатывающий землю.
[25]Слова из «Марша Флориана Гайера». Перевод с немецкого Л. Гинзбурга.
[26]Мансарда - жилая комната на чердаке.

Глава VI. Долина Хартли

Перевод И. Ивановского.

Глава VII. Пинк Чирк

Калибан - персонаж пьесы Шекспира «Буря», безобразный дикарь, слуга волшебника Просперо.
«Поле золотой парчи» - прозвище, которое получило место мирных переговоров французского короля Франциска I и английского короля Генриха VIII.